Тайна кирпичного завода. Как проходили расстрелы советской оппозиции в тундре

6 июня исполнится 90 лет с момента создания Ухтинско-Печорского исправительно-трудового лагеря (Ухтпечлаг), узники которого долбили ствол будущих шахт в Воркуте и раскапывали нефтяные месторождения Ухты. Лагерь печально известен расстрелом в 1938 году более 2500 политических заключенных по личной инициативе Ефима Кашкетина. Лейтенанта НКВД, уволенного из органов с диагнозом «шизоидный психоневроз», восстановили на службе с началом «большого террора» и отправили подавлять оппозиционные настроения в Коми.

Архив под замком

Подполковник КГБ в отставке Михаил Полещиков живет в Сыктывкаре. Он разменял девятый десяток, поэтому с большой осторожностью обходит сугробы мартовского снега с летящими на него детскими «ватрушками».

Службу в органах госбезопасности СССР вспоминает с гордостью. В 70-х подсобил с работой и квартирой ссыльному математику Револьту Пименову, в 80-м обезвредил злоумышленника с боевым пистолетом на Олимпиаде в Москве, в 90-х начал одно из самых крупных своих расследований — о массовых уничтожениях заключенных Ухтпечлага. Событие получило название «кашкетинские расстрелы», по имени их инициатора лейтенанта НКВД Ефима Кашкетина.

— Меня привлекло, что такое довольно крупное событие в пределах Коми края произошло. Я тогда занимался вопросами реабилитации жертв политических репрессий. Каждый день следователи мне приносили материалы в отношении лиц, репрессированных «тройками», «двойками» и так далее. И я дальше отправлял это в прокуратуру на дальнейшее рассмотрение, поэтому все это проходило через меня. Я много публикаций делал в газетах «Красное знамя» и так далее. А потом стали потихоньку меня отрезать от всего этого. На меня дела не заводили, но шло к этому за все мои публикации, — говорит бывший сотрудник комитета госбезопасности.

Михаилу Полещикову удалось опубликовать личное дело палача и жертв, расстрелянных на кирпичном заводе под Воркутой, а также сожженных в лагере «Ухтарка» на юге Коми. За разглашение государственной тайны Полещиков чуть было не попал под уголовное дело, но отделался отставкой.

Голодовка как приговор

Кирпичный завод состоял из трех низких сараев с примитивными печами для сушки и обжига. Кирпичи формировали вручную. В одном из бараков мяли глину в деревянном барабане с валом, после несли материал на носилках для обжига в соседний сарай.

Зимой 1937 года работа приостановилась. Сюда стали стягивать осужденных по политическим статьям, в частности, за «контрреволюционную троцкистскую деятельность» (к.р.т.д). По этой статье в советских лагерях отбыли наказание почти 4 млн человек. К «троцкистам» относили предполагаемых последователей учения Льва Троцкого, основавшего оппозиционное сталинизму коммунистическое движение.

Первыми прибыли около 400 человек. Это были участники трехмесячной голодовки, прошедшей осенью 1936 года в одном из воркутинских лагерных пунктов. «Люди, не отвыкшие от мысли, что они люди, пытались протестовать», — писал в своих тетрадях журналист Михаил Байтальский, которому удалось остаться в живых после ссылки на кирпичный завод.

— Главное, чего требовали — права работать в отдельных бригадах, без уголовников и туфты. Требование с виду не столь серьезное, чтобы за него умирать. Но признать его — означало признать понятие «политический заключенный». А их у нас нет. Следовательно, требование контрреволюционное, а голодовка — антисоветская, — писал Байтальский.

Власти тогда пообещали смягчить условия, но вместо этого прислали в Коми лейтенанта НКВД Ефима Кашкетина, который уже имел опыт работы с протестующими — на Соловках.

Этапы на тот свет

Весной 1938 года заключенным объявили, что кирпичный завод как лагерный пункт расформировывается. Одних отправят работать в шахты «Рудник» и «Капитальная», других — на пристань на реке Уса, переваливать воркутинский уголь.

— Первого марта утром в палатку вошел ВОХРовец (охранник) со списком в руках. Вызванных построили, велели сложить вещи на снегу, а самих увели. Через час — снова такой же список на 50 человек: «Этап на Рудник». Еще через час-третий: «Этап на Воркуту-Вом» (т. е. на Усу, как мы ее называли). Только месяц назад Кашкетин грозился расщелкать всех, а тут вдруг обещания этапов. И вдруг приводят новых: с Рудника, с Усы, — рассказывал Михаил Байтальский, чьи рукописи сегодня хранятся у его дочери в Воркуте.

«Новеньких стали расспрашивать, что они знают о трех этапах, отправленных с кирпичного. «Они отвечают: «Ничего не знаем, никаких этапов от вас к нам не приводили ни первого марта, ни позже». Куда же девались полтораста человек?» – задавался вопросом Байтальский.

Операция тщательно планировалась. Согласно донесению Ефима Кашкетина руководству, 1 марта 1938 года в районе кирпичного завода расположился взвод стрелков, оснащенный пулеметами. В первый день исполнили 173 приговора.

«К месту операции осужденные направлялись группами до 60 человек. Все годное лагерное обмундирование сохранено, описано, упаковано и хранится на кирпичном заводе. Чтобы не вызывать излишних кривотолков и догадок, это обмундирование целесообразно дать Руднику уже после окончания всей операции, — писал Кашкетин заместителю начальника Ухтпечлага Клюшину. — Заключенные на кирпичном заводе знают, что в ближайшее время предстоят еще этапы, что кирпичный завод как место изоляции ликвидируется, однако тот факт, что ушедшие этапы не проходили через Усу (в тундре есть только одна дорога) вызывает недоумения».

Расправы последовали 29 марта. По данным МВД Республики Коми, в тот день приведены в исполнение приговоры тройки НКВД о расстреле 351 заключенного воркутинского отделения Ухтпечлага. Еще 760 человек уничтожили 23 и 24 апреля. Дальнейшему исполнению приговоров помешала распутица – из Архангельска, где заседала «тройка», в Воркуту не смогли привезти выписки с приговорами о расстрелах.

Ефим Иосифович Кашкетин

Настоящая фамилия – Скоморовский. Родился в 1905 году в Житомире. Закончил четыре класса гимназии. В 1919-1921 годах служил добровольцем в Красной Армии, дважды ранен. В органы НКВД поступил в 1927 году. В октябре 1936 года врачебная комиссия установила, что 31-летний Ефим Кашкетин по состоянию здоровья признан инвалидом третьей группы, врачи установили диагноз «шизоидный психоневроз». Кашкетина уволили из органов. В январе 1938 года из-за нехватки кадров его вновь приняли на работу и отправили в Коми в качестве руководителя «оперативной группы для борьбы с троцкистами».

Место известное Вам

Американский журналист Джон Аттли летом 2004 года отправился в Воркуту на поиски могилы своего отца, расстрелянного на кирпичном заводе. Его мать – британская журналистка Фрида Аттли познакомилась с отцом Аркадием Бердичевским в Швейцарии. Фрида заинтересовалась идеями коммунизма и переехала в СССР, однако ее критические статьи не пришлись по душе советской власти. В день ареста мужа она смогла уехать в Англию и вывезти сына.

В трех километрах от крошечной пассажирской станции Юнь-Яга вместе с экспедицией «Мемориала» Джону Аттли удалось найти только остатки деревянных свай и склад кирпичей. Здесь его родственник когда-то обжигал глину для советских строек.

— Где расстреливали, никто толком сказать не может. Мы ходили в разные годы, начиная с 80-х, на лыжах и пешком. Первый расстрел прошел 1 марта 1938 года. А в этот день у нас такая суровая погода, что никто их там не хоронил, просто выводили под пулеметы и по тундре раскидывали трупы. Думалось, что хоть какая-то кость или гильза останется, ничего этого в том районе не нашли. Все останки уже давно растащены животными. Плюс, очень сложно копать эту тундру, — говорит руководитель воркутинского отделения общества «Мемориал» Александр Калмыков.

В отчете о расстрелах Ефим Кашкетин не раскрывал, куда уводит заключенных. «Учитывая, что основная масса выписок еще будет привезена Вами, я решил закрепить на все это время за 3-й частью место (известное Вам) проведения операции. Там расположился взвод стрелков, оснащенный станковым и легким пулеметами», — писал он в донесении Клюшину. 

Студенческие волнения 

Галина Непомнящая живет в Израиле. На стенах ее спальни развешаны сувениры из оленьей шерсти в память о малой родине, из окна видно Средиземное море. Ее отец – Григорий Ривкин – узник воркутинских лагерей, один из немногих свидетелей массовых расстрелов на кирпичном заводе.

— Мой отец принял советскую власть очень хорошо, это было новое веяние. В 20-е годы он поехал учиться в Москву и участвовал в студенческих волнениях. Его забрали в «Бутырку», но отпустили. Когда наступил 1936 год всех брали по этим спискам. И не важно, кем ты был, где работал,— говорит Галина.

Григорий Ривкин получил десять лет лагерей за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». В 1937 году его отправили на север Коми, в лагпункт на реке Уса, где вместе с другими заключенными он разгружал уголь, приходивший с первой воркутинский шахты «Рудник».

В апреле 1937 года приятель Ривкина — бухгалтер конторы «Рудника» Феодор Антонович – столкнулся с массовым списанием одежды: нехарактерным расточительством для тех времен.

— Было дано секретное указание о списании 1050 телогреек, такого же количества пар валенок, бушлатов, ватных брюк и другого лагерного барахла. «Несомненно, – говорил он, – это обмундирование расстрелянных», — писал Ривкин в мемуарах, которые опубликовала его внучка в 2014 году в Израиле.

На одной из страниц упоминается массовое захоронение, которое нашли под Воркутой строители телефонной линии. 

«В более поздние годы, когда большинство погибших были уже реабилитированы из-за отсутствия состава преступления, мне встретился человек, руководивший работами по прокладке телефонной связи между Воркутой и Москвой. Он рассказал мне, что однажды бригада, сооружавшая опоры в тундре, в 30 км от Воркуты, натолкнулась на массовое погребение. Он доложил начальству. Ему было предложено обогнуть это место, а в проект линии связи внести изменения»,— вспоминал Григорий Ривкин.

В мемуарах он задается вопросом, кто сумел осуществить эту преступную акцию в короткий срок. Осторожно, карандашом, в одном из экземпляров рукописи он вывел имя палача — «Кашкетин».

Отбыв наказание Григорию Ривкину с семьей еще более 20 лет нельзя было покидать Воркуту. В 1974 году, переехав в Калугу, ему удалось напечатать свои воспоминания. Сотрудники НКВД тогда попросили уничтожить все экземпляры рукописи — кто-то донес, что из квартиры Ривкина доносится треск печатной машинки.

— Когда папы не стало, к моей сестре утром пришла его соседка и сказала: «Ваш папа дал мне на хранение свои дневники, заберите их». Представляете! – радуется Галина. — Книжка напечатана через копирку, и в третьем экземпляре, где было очень плохое качество, карандашом была написана фамилия того, кто занимался расстрелом. Папа, возможно, знал, но очень боялся, что кто-то может это увидеть, прочитать. Даже в 70-е годы об этом еще говорить нельзя было.

«Мы ждали своей очереди» 

Трасса Ухта – Сыктывкар известна довлатовской «Зоной», тысячами погибших на строительстве железной дороги до Воркуты и массовым созданием здесь лагерных пунктов времен ГУЛАГа. Лагерь на берегу речки Ухтарка стал вторым местом расправ Ефима Кашкетина над советскими заключенными.

«Мы к этому делу не имели никакого отношения. Всем на Ухтарке командовал какой-то чекист, имевший особые полномочия. Мы на вышке стояли – и все. А в его распоряжении были люди, нам не знакомые. Каждую ночь на Ухтарке казнили. Днем заключенные рыли для себя могилы, а ночью их расстреливали. Исполнители слегка забрасывали трупы землей, а дальнейшую засыпку производила новая партия заключенных. А потом рыла могилу для себя. Вот такой конвейер», – рассказал в 1965 году журналисту Г. Костину один из ВОХРовцев, охранявших лагерь на Ухтарке.

В одну из ночей команда Кашкетина закрыла в бараке более 100 человек. Сарай облили соляркой и подожгли. Когда заключенным удалось выбить дверь барака, их косили из пулемета парни из команды «того чекиста», вспоминал охранник.

«Ночью мы, отсортированные, проснулись от шума. Сквозь козырьки на окнах все же проникали отблески пожара. До нас доносились крики, стрельба … Три дня нас держали взаперти, а потом выгнали наружу. На месте барака, в котором оставался Акулов и другие, было потухшее пожарище. Нас заставили разгребать пепелище, вытаскивать обугленные трупы и сносить их в вырытую неподалеку траншею. Работали в строгом оцеплении стрелков с овчарками. Нас все время подгоняли: быстрей, быстрей… После того, как все трупы были уложены в эту траншею – могилу, нам велели забросать ее ровным слоем. А затем загнали в барак. Мы ждали своей очереди», — вспоминал один из заключенных Ухтпечлага Алексей Шаповалов в беседе с Костиным.

В январе 1939 года Ефима Кашкетина арестовали. «Так мы остались живы», – рассказал Шаповалов.

Мера наказания

В ходе следствия по делу Кашкетина вскрылись злоупотребление властью, фальсификация уголовных дел, жестокие избиения с целью выбить «признания» и не допустить освобождения уже отсидевших свой срок заключенных.

В камере лейтенант проявлял исключительную нервозность и нападал на всех, кто осмеливался подвернуть критике работу генерального комиссара госбезопасности Николая Ежова.

«Вместе со мной в камере №3 Бутырской тюрьмы сидит арестованный Кашкетин, который говорит, что его обвиняют в тяжелых преступлениях, в которых он не повинен. Он в беседе со мной и другими арестованными настойчиво и упорно доказывал, что НКВД под руководством Ежова проделал исключительную работу по очищению страны и партии от врагов народа», – говорил на допросах его сокамерник Андроник Мелькумов.

Тройкой НКВД по Архангельской области в лагерях Коми приведено в исполнение 2508 приговоров за весну и лето 1938 года, следует из материалов КГБ. По мнению Михаила Полещикова, реальное число расстрелянных по инициативе Кашкетина может доходить до 4500 человек, так как приговоры исполнялись вплоть до конца года.

Ефим Кашкетин расстрелян 8 марта 1940 года. Его признали виновным в подготовке терактов, а также участии в антисоветской организации, по заданию которой лейтенант укрывал троцкистов.

В 1957 году это обвинение сняли, однако приговор остался в силе. «Мера наказания, которой подвергнут Кашкетин-Скоморовский, соответствует тяжести им содеянного», — пришла к выводу Главная военная прокуратура после проверки в феврале 1991 года.

Иллюстрации: Алена Змиенко. 

komiproject — независимый проект. Вы можете поддержать его финансово по номеру карты Сбербанка 4274 3200 2239 1869, а также на странице пожертвований.

Поделиться статьей: